Перед поездкой в Финляндию

Эта история, благополучно закончившаяся в августе 1969 года, имела свои истоки поздней дождливой осенью 1967 года, когда меня, молодого специалиста, без году неделя проработавшего в Центральном институте гематологии и переливания крови, на отчетно-выборном комсомольском собрании избрали в комитет комсомола, где тут же сделали заместителем секретаря по организационной работе.

Я, как дисциплинированный человек, исправно выкраивал время из своего довольно-таки плотного рабочего графика и занимался решением достаточно скучных, особенно на первых порах, вопросов. Со временем я уже привык регулярно появляться в райкоме комсомола, поперезнакомился со всеми его штатными сотрудниками, как правило, симпатичными молоденькими девчонками, и четко осознал, что имею вполне законную отмазку, позволяющую мне в любое время сбежать с работы под благовидным предлогом, называемым — райком. Правда, я никогда не злоупотреблял такой возможностью просто погулять где-нибудь, все мои отлучки были жизненно необходимы.

Так незаметно пролетело около полутора лет, и вот весной 1969 года я залетел в орготдел, где успешно разрешил какой-то из непрерывно возникающих вопросов, и уже собрался покинуть райком, как в дверях возникла фигура третьего секретаря Толи Долженко. Не буду утверждать, что мы были знакомы, я, конечно, мог бы его выделить из толпы при условии, что она собралась в помещении райкома, а вот на улице вряд ли. Он же, как оказалось, о моем существовании вообще только в тот день и узнал.

Все дальнейшие события происходили у меня на глазах, а было это так. Анатолий задал какой-то вопрос одной из девчонок, и она показала на меня. Интересно, что это значит, промелькнуло у меня в голове. Какое-то время Долженко задумчиво меня рассматривал, а затем, по-видимому, приняв решение, окликнул:
— Пойдем ко мне, разговор есть.

Мы вошли в кабинет, он присел на краешек стола и спросил:
— За рубеж поехать хочешь?

Хотелось ли мне, я даже не знал, что и ответить. С одной стороны, хотелось, но с другой — как подумаешь, а, сколько это стоит, всякое желание пропадало в одну секунду. Все это, наверное, прекрасно читалось у меня на лице, но ответ я так и не родил, а тем временем Долженко продолжал разговор, как будто и не задавал свой провокационный вопрос:

— Есть возможность тебе съездить в одну из двух стран — в Англию или в Финляндию. На первый взгляд, Англия предпочтительней, но я советую согласиться на Финляндию, в такую поездку никогда в жизни больше не попадешь. Дело в том, что ЦК ВЛКСМ решил организовать группу комсомольцев-медиков, два места получила Москва и отдала нашему району. Сам бы поехал, но не доктор я, так что будем рекомендовать Горкому твою кандидатуру. Быстренько напиши мне все твои данные: фамилию, имя, год рождения, комсомольский стаж, где работаешь и кем, и твою должность в комсомоле.

За какую-то минутку я все это написал и отдал Толе, он, не глядя, бросил бумагу на свой стол.
— Ну, а теперь ответ на твой так и не высказанный вопрос — половину стоимости оплачивает ЦК, а вторую наш райком. Так что, если поедешь, то поедешь бес-плат-но, — последнее слово он произнес по слогам.

Анатолий пожал мне руку и рекомендовал потихонечку читать все-все о Финляндии, надо готовиться к комиссии «старых большевиков», что это за зверь, комиссия то, я не знал, а спрашивать не хотелось, еще за дурачка примет, мол, таких вещей не знает. На этом мы и расстались.

Прошло больше недели, никаких звонков не было, и я уже решил, что все это был просто сон. Но вот опять я по срочным делам оказался в райкоме, девочки из орготдела в один голос закричали, что мне надо срочно найти Долженко. Пришлось пойти к его кабинету, он был там,

— Привет, — закричал Анатолий, как только я заглянул в кабинет, — заходи, твою кандидатуру в горкоме одобрили, так что все в порядке. Теперь еще одно дело, мы дадим тебе письмо в твой институт, если ты добьешься, чтобы нашу просьбу удовлетворили, в твоем послужном списке появится большой жирный восклицательный знак, — и он протянул мне письмо на бланке райкома, подписанное первым секретарем Наташей Марченко.

— Да, и еще, тебе обязательно надо познакомиться с Раей Гавриловой, комсомольским секретарем из поликлиники номер 1, вы с ней вместе поедете. И готовься к комиссии «старых большевиков», — услышал я, уже закрывая дверь.

Текст письма был поразительным, оказывается, именно я — один из лучших комсомольцев района, поэтому меня решили премировать поездкой в Финляндию с пятидесяти процентной оплатой за счет средств комсомола, а оставшуюся часть райком просит проплатить институт. На следующий день райкомовское письмо, вооруженное двумя визами с просьбой «Оплатить», одной от секретаря комитета комсомола Арнольда Котлярова, а другой — секретаря парткома Ларисы Ивановны Герасимовой, лежало на столе директора института.

Через неделю после оплаты меня позвала секретарь директора расписаться в получении телефонограммы, согласно которой мне необходимо было прибыть в поликлинику № 1 Мосгорздравотдела на совещание по работе с несоюзной молодежью, ответственной за проведение которого была назначена Р.Гаврилова.

Ремарка 1. К несоюзной молодежи относились все молодые люди от 14 до 28 лет, которые не состояли в рядах молодых строителей коммунизма, то есть не были членами ВЛКСМ. Нашей задачей было максимальное снижение числа этой самой несоюзной молодежи, методы допускались любые, кроме физического воздействия, это и было моим основным занятием в то время в комитете комсомола института. На наш институт, где молодежи до 28 лет было порядка 100–120 человек, допускалось не более 3–4 человек, не состоящих в комсомоле.

Совещания по работе с несоюзной молодежью обычно проводились в здании райкома, хотя конечно, бывали и исключения, поэтому без всякой задней мысли в 10 утра в назначенный день я стоял перед милиционером, который рассматривал вначале эту телефонограмму, а затем и мои документы.

Что за поликлиника такая, можете спросить вы, где вход охраняет милиция? Отвечаю: таких поликлиник в Москве было несколько.

Ремарка 2. Охране здоровья советских граждан в нашей стране в те годы уделялось большое внимание, но значительно большее значение имело здоровье так называемого спецконтигента, который был нескольких уровней, высший составляли члены и сотрудники ЦК КПСС, Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и подобные им ответственные сотрудники союзного уровня, для их обслуживания в Минздраве СССР было даже создано специальное 4-е Главное управление, возглавляемое Первым заместителем Министра Академиком Чазовым Евгением Ивановичем, существовала спец.поликлиника на Ленинских горах и спец.больница в Кунцево, называемая в народе «загородной», аналогичная структура была создана и в РСФСР, правда там уровень был чуть пониже, республиканский, ну, а Москва чем хуже, вот для обслуживания городской элиты и существовала та самая поликлиника № 1, вот откуда и милиция при входе возникла.

Милиционер закончил рассматривать мои документы и начал куда-то названивать, говорил он очень тихо, но фамилию Гаврилова мне удалось расслышать.

Вскоре в холле появилась невысокая темноволосая девушка в белом халатике:
— Рая, — представилась она, и, проходя со мной мимо милиционера, продолжала, — Толя, конечно, мне говорил, что мы поедем вместе, и просил взять над тобой шефство, сказал, что ты очень зеленый, да и вообще робкий какой то, но я не думала, что нашу встречу он обставит, таким образом, любят они там, в райкоме выпендриваться, ничего не могут сделать просто так, все надо с каким-то вывертом, иногда даже противно. А, в общем, там нормальные хорошие ребята собрались, сам поймешь.

Мы проболтали с полчаса, оказалось, что она уже пару раз съездила за границу и ничего страшного или неожиданного, непонятного там не происходило. Потом ее куда-то позвали, сказали, что на минуточку, но она обреченно махнула рукой:
— Вот так все время, только начнешь с человеком по душам говорить, так тут же зовут «на минуточку», а сидишь там часами. Ладно, пока, времени у нас с тобой в Финляндии будет достаточно, там и наговоримся вволю.

Ремарка 3. Я не знаю, существовал ли специально оговоренный регламент, касающийся зарубежных поездок и их возможной частоты, но на практике было так: одна поездка раз в три года, при этом первая обязательно в социалистическую страну, чаще всего в Болгарию. А тут молоденькая девчонка, не на много меня старше, а уже несколько раз была там, «за кордоном».

Прошло еще несколько дней, и мне позвонила секретарь парткома Лариса Ивановна:
— Володя, завтра к 13.05 нас вызывают на выездную комиссию в райком партии, будь добр, подготовься, как следует.

Трубка звякнула «отбой», а я даже не успел задать вопрос насчет комиссии — что это такое, зачем и как подготовиться, чтобы было «как следует». Пришлось бежать к старшему товарищу, коим являлся уже упомянутый Арнольд Котляров.

Нолик, как мы его звали за глаза, объяснил:
— В партии очень много людей высокоактивных в прошлом, но которые в силу каких-то вполне объективных причин — возраст, здоровье и прочее, не могут продолжать вести такой же образ жизни, вот их и приглашают в подобные выездные комиссии, надо же понять, достоин человек поездки за границу или нет, не опозорит ли он нашу страну за рубежом. Обычно такую комиссию обзывают «старыми большевиками», но на самом деле к ним она никакого отношения не имеет. Вопросы на комиссии могут быть абсолютно разными, но чаще всего имеющими отношение к той стране, куда ты должен поехать, так что почитай побольше про Финляндию.

Ремарка 4. Понятие «старый большевик» было по предложению Ленина введено в 1922 году, тогда же было создано и соответствующее общество, объединявшее членов партии с дореволюционным стажем. Существовало оно в 1922–1935 годах вначале при Истпарт (комиссии по истории Октябрьской революции и РПК(б)), а затем при Институте В. И. Ленина.

Основным требованием к вступлению в общество было наличие непрерывного партийного стажа в течение 18 лет (то есть, по состоянию на год создания Общества, с 1904 года).

Впоследствии критерии причисления к «старым большевикам» стали менее строгими. Этим объясняется, что первоначально в Общество старых большевиков было принято только 64 человека, а к концу прекращения деятельности Общества (1935 год) в нём состояло уже более 2000 человек.

Вот такая информация кочует по страницам Интернета, более в нем ничего не имеется. Я же больше доверяю мнению живых людей, и с таким человеком судьба дала возможность мне встретиться. В 1960 году я познакомился со студенткой, бабушка и дедушка которой были именно теми самыми «старыми большевиками», принимавшими участие в создании нашей коммунистической партии. Они в тридцатые годы, как и тысячи других, были репрессированы, дедушку расстреляли, а бабушка, проведя более пятнадцати лет в тюрьмах и лагерях, вышла после ХХ партсъезда на свободу, получила квартиру, какую-то денежную компенсацию и прикрепление к спец.поликлинике, где поправляли здоровье таким вот амнистированным старикам. Мне довелось пару раз поговорить с ней, вернее послушать ее рассказы, и хотя в то время, по причине беспечной молодости, они меня не очень-то интересовали, некую частичку я запомнил.

Помнится, что больше всего ее возмущало то, что к «старым большевикам» примазались те, кто вступили в партию вначале до ленинского призыва, который был в 1924 году, а затем, пользуясь оговоркой о необходимости 18-летнего непрерывного партийного стажа, и те, кто вступал в нее в тридцатые годы, в том числе и работники НКВД, служившие в лагерях ГУЛАГ‘а.