Индейский поселок Сан Хуан Чамула

6 день, 19 марта  2010 г. – пятница, Сан-Кристобаль-де-лас-Касас – Сан Хуан Чамула - Мисоль-Ха - Паленке (продолжение)

Поселок Сан Хуан Чамула известен «своими причудливыми, но строгими религиозными верованиями, которые с большой натяжкой можно назвать католическими».  Местные власти приветствуют посещение поселка туристами, для которых здешняя деревенская жизнь представляется чем-то экзотичным. Напуганные страшными предупреждениями Эмилио, мы выходим из автобуса и организованной группой следуем за ним по ведущей вниз улочке.

Сверху хорошо видна россыпь не очень богатых домиков, за заборами видна обычная сельская жизнь с курами, овцами. Занятые своими заботами, навстречу нам идут местные красавицы в толстых черных шерстяных юбках с начесом, игриво подпоясанных разноцветными ремешками.

Костюм мужчин также не отличается изыском – брюки, рубашка и шерстяная туника, тоже с начесом. Большинство мужчин в головных уборах – белых соломенных шляпах, ассоциирующихся у нас с  ковбоями. Эта простота одежды и черные силуэты женщин в таких скорбных нарядах – не отголосок ли это испанского стиля первых завоевателей?

Еще один штришок – у женщин через спину перекинут кусок ткани, как перевязь, внутри которой они носят  поклажу, а иногда и детей. Это тсуте - длинная шаль, перекинутая через плечо, в нее можно не только поместить кладь для переноски, завернуть ребёнка, но закутаться в нее в холодную погоду.

Вдоль улицы, ведущей нас к главной площади, с обеих сторон размещены лавки и магазинчики, в которых продаются разнообразные изделия народных промыслов местного производства.

Кроме туризма, в округе Сан-Кристобаля развито текстильное производство. Местные изделия обладают уникальными украшениями, цветами, мотивами вышивки, характерными для каждого поселка и отражающими все разнообразие древней индейской культуры.

Эти незамысловатые платья и блузки украшены ручной вышивкой, с  упрощенными изображениями животных и птиц. Геометрически узоры часто повторяют ромб, что с точки зрения древних майя отражает понятие Вселенной, имеющей 4 угла.

 Ближе к площади уже с трудом пробираемся через торговцев, разложивших овощи и фрукты прямо на земле. А сам рынок, размещенный на площади, обрушивает на нас целую гамму впечатлений. Мы продираемся через торговцев сувенирами, бусами и кукурузными лепешками тортильяс, начиненными мясом и другими ингредиентами.

Пиршество жизни, праздник души, рука так и тянется к фотоаппарату, но…К нам присоединяется местный «мальчиш-кибальчиш», который за энную плату готов поделиться рассказами о своих соотечественниках, их укладе жизни и смерти. У нас рождается крамольная мысль попросить его сделать фотографии, но желающих пожертвовать своим фотоаппаратом не находится.

По дороге ко мне буквально прилипает продавец, у которого на картонке нацеплены разнообразные бусы, серьги и браслеты. Он не дергает меня, просто молча глядит в глаза и перебирает свои изделия. Здесь по определению не может быть подделок, поэтому спрашиваю о цене. В результате торга  ко мне в сумку перекочевывают браслет и серьги, составившие прекрасный комплект к тем монтеальбанским бусам из бирюзы и коралла.

Тем временем мы подошли к Церкви Темпло-де-Сан-Хуан. Побеленное известкой здание с большими деревянными дверями и небольшим окном-балконом на втором этаже.

Ниши дверей и балкона покрашены в  ярко синий и зеленый цвет, поверх которого нанесены геометрические узоры из цветов. Под звонницей указаны даты 1522 – 1524, обозначающие что-то важное для жителей. Венчает церковь крест с надписью «Иоанн Креститель».

На площади царит оживление, такое впечатление, что сегодня праздник и идут активные к нему приготовления. Единственное, что  смущает – это обилие плосколицых толстых и некрасивых теток. Где же утонченные мексиканки из сериалов, а также и сексапильные мачо?

Наш добровольный гид выглядит опрятно, а в его одежде уже видны признаки гниющего запада. Он поведывает нам, что собирает деньги на учебу, так как понимает, что без образования ему не будет места в современном мире. Что ж дело благое, можно и дать чаевые.

Эмилио еще раз заостряет наше внимание на запрет съемок, особенно внутри храма, при этом разрешает снять на фото и видео сам фасад. Гуськом заходим в недра, откуда распространяется божья благодать и где рождается истинная вера.

Не забыть снять головной убор, за этим зорко следят охранники. Ноги наступают на что-то мягкое, смотрим вниз и видим, что пол в церкви покрыт хвоей, ее едкий в замкнутом пространстве запах наполняет легкие. Но если бы только это. В воздухе разлита адская смесь из ладана и свечей, установленных прямо на полу. Идем и боимся смахнуть какую-нибудь из них.

Внутри церкви нет обычных для католических соборов скамеек, нет алтаря, как собственно нет и священников. В связи с последним в храме общих обрядов не производится, осуществляются только молитвы в узком кругу родственников. Каждая такая группа размещается, сидя или стоя на коленях, вокруг своих зажженных свечей.  На опорах вдоль стен размещены застекленные витрины с образами… нет-нет не традиционными, а местными, родными майянскими.

Единственное отступление делается для Девы Марии Гваделупской (но она же больше своя, чем чужая) и для Иоанна Крестителя. На груди у святых на ленточке подвешено зеркальце, для майя это атрибут входа в другой мир. А может быть, это средство противодействия тайному фотографированию в храме, кто знает?

Перед алтарями на столах тоже дымят сотни свечей. Глаза начинает щипать, и дышать становится труднее.  С трудом пробираемся в центр церкви, осматриваемся. Церковь ориентирована таким образом, что из окон справа льется свет на левую сторону, оставляя справа затемнение. Это объясняется мужским (светлым) и женским (темным) началом и соответствующим разделением пространства. Так сказал Эмилио, но что это значит в практической жизни не поведал.

Обернувшись назад, видим в полудымке, полумраке сидящих на полу индейцев, проводящих и готовящихся к проведению ритуалов и церемоний. Несмотря на внешние атрибуты молитвенного состояния, представители семей чамулас стреляют глазками в сторону туристов. Замечаем, что свечи имеют разную окраску, среди них есть как традиционно белые, так и желтые, золотые и красные. Позже Эмилио объяснит, что цвет означает суть проблемы и молитвы.

Интересна для туристов и еще одна здешняя традиция. Местное население приходит совершать свои обряды, принося с собой бутылки кока и пепси-колы, а также поша – «крепкого алкогольного напитка из кукурузы, немного напоминающего на вкус смесь среднего по качеству самогона с очень плохим ромом». Буквальное подтверждая истину, что религия опиум для народа, местные шаманы, а именно они проводят здесь церемонии, «заряжают эти напитки божественной энергией».

Откуда взялась эта традиция заменять святую воду газированными и алкогольными напитками, не знаю, но нынче она активно поддерживается местными властями, владеющими производством поша и его торговлей. А заодно и усыпляет сознание односельчан, что также позволяет им царствовать над ними. Это смешение шаманства, древних традиций и обрядов, внешних атрибутов католицизма, культивируемое здесь,  создает в умах и душах чамульцев такой фантастический хаос, выбраться из которого не под силу никому из них.

Древний обычай жертвоприношений здесь также нашел отражение: некоторые семьи пришли с курицами. Бедное животное с завязанными ногами, трепещется в лежащих рядом мешках. Боимся представить, как здесь в этом все-таки святом месте, будут резать эту жертву.

Медицина в поселке тоже достаточно специфическая, врачами являются местные знахари-курандеро. В качестве лекарств они используют все тот же пош, газированные напитки, яйца и свечи. Болезнь, т.е. злого духа, надо изгонять в церкви, попивая алкоголь. Достигнув необходимого градуса, процесс заканчивается благородной отрыжкой, являя собой признак начала процесса выздоровления.

Мерцающие свечи, тихий гул голосов, толкотня в узком пространстве, густые запахи, окутавшие все помещение, едкий дым – на этом ли ты свете? И долго ли просуществует еще здесь этот странный культ, непонятный для нашего сознания. Взаимный интерес туристов и местных жителей ведь может привести к нарушению спокойного баланса жизни, и (страшно подумать!) к потере таких традиций.

От страха и необычности происходящего начинает болеть голова. Поправить ее с помощью курандеро нет времени, и мы покидаем это полуязыческое скопище людей, находящихся в доме таинств.

В нарушение строгих законов перед церковью один из местных жителей явно позирует фотографам. То ли у тех было на это официальное разрешение, то ли Авраам Линкольн смог договориться лично, но этот процесс происходил по обоюдному согласию и любви. У церкви сидят старейшины в шляпах и с палкой в руке, они осуществляют прием местных жителей, помогая им решить их проблемы.

Выделенное свободное время еще есть, и мы рассматриваем местный товар. Сшитые «на живульку», как говорила моя мама, многие изделия обращают на себя внимание только из-за своеобразного цоцильского орнамента и ярких красок. Очень хороши палантины, вышитые яркими красками. Сейчас я жалею, что именно там не купила плетеный поясок, расцветка которого явно копировала хвост павлина – стоил он копейки.

На автобусной стоянке несколько красных машин с пепси-колой для «верующих». Здесь же столпотворение жителей городка. Это на всякий случай, местное население стоит в очереди, чтобы пройти медицинское обследование в передвижной лаборатории. И это подтвердило мою мысль, что курандерос-то курандерос, но технический прогресс берет свое…

Покидаем это задумчивое место через 1,5 часа. Спускаемся с холодных вершин Лакандонской сьерры и прощаемся с горами, больше их на нашем пути не будет.