12 декабря 1817 года в Москве состоялось торжественное открытие Манежа. Это грандиозное здание было построено за полгода по проекту знаменитого инженера и ученого-механика генерал-лейтенанта Августина Бетанкура, испанца на русской службе.
Важность семейного отдыха трудно переоценить. Причем особенно это касается ребенка. Необходимо учесть, что для детей важно не место отдыха, а радикальная смена условий проживания.
12 декабря 1817 года в Москве состоялось торжественное открытие Манежа. Это грандиозное здание было построено за полгода по проекту знаменитого инженера и ученого-механика генерал-лейтенанта Августина Бетанкура, испанца на русской службе.
Наш самолет бесшумно приземлился на ровную, как сама Голландия, посадочную полосу амстердамского аэропорта. Он называется Схипхол, и я никогда его не забуду.
Мой сосед и спутник, которого мои коллеги, не знаю почему, называли Джеффом, поерзал в мягком сиденье и выпрямился. Самолет, тем временем, тихо катил по полосе к зданию аэропорта. Командир корабля
Мимо прошла стюардесса — высокая блондинка в строгом синем костюме. С такой никакой полет не страшен, ей богу.
— Пора, Джефф, — я толкнул своего соседа, — прилетели.
Я совершенно не помню, почему он получил такое прозвище. По паспорту он был Иваном Городцовым из Ижевска. В его внешности, привычках или образе жизни не было ничего английского или, тем более, американского. Обычный такой человек лет тридцати пяти от роду, по профессии фотограф. Кудлатая борода, длинные волосы, патлами спадавшие на плечи, странная шапочка и темные очки, которые Джефф не снимал даже на ночь. В общем, обычный московский фотограф с английским прозвищем.
Самолет подкатил к терминалу и остановился у длинного коридора, который соседи сзади, трое парней, приехавших сюда оттянуться, тут же окрестили кишкой.
Командир корабля поблагодарил нас за пользования услугами той авиакомпании, на которую он работал и пожелал приятного пребывания в Амстердаме. Это, конечно, было с его стороны очень любезно, вот только мы с Джеффом не собирались задерживаться тут более двух часов. Нас ждал самолет в
— Сколько времени? — спросил Джефф, лениво тряхнув своими патлами.
— Пять утра, — я посмотрел на часы. — Пошли.
Пассажиры торопливо рылись в верхних полках, куда они перед взлетом старательно упихивали свою ручную кладь. Джефф лениво расстегнул ремни и сладко зевнул.
— Я бы еще поспал.
В
С Джеффом я знаком почти не был. Так, пару раз сталкивался в коридоре. Коллеги говорили, он был не прочь выпить, что радовало, ибо конференция обещалась быть очень скучной. Меня, собственно, интересовало не столько это сборище важных людей, которые собирались решать
— Почему тебя прозвали Джеффом? — спросил я, когда мы, улыбнувшись стюардессе, прошли в «кишку».
— Да шутники, — хмуро ответил Джефф, — говорят, я похож на
— Какого музыканта? — удивился я.
— Черт его знает! — пожал плечами Джефф. — Я, вообще, западную
Надо сказать, я человек любознательный и очень люблю нетривиальные задачи. Особенно в дороге, где, по большей части, приходится скучать. Так что я крепко задумался об этом музыканте, который играл с Харрисоном в одной группе. И надо сказать, так этим увлекся, что даже не заметил ни паспортного контроля, ни досмотра, ни прочих процедур.
Мы уже вышли в пересадочный коридор, который оказался крохотной частью гигантского лабиринта, а я все еще думал об этом музыканте, по имени Джефф.
Перед нами раскинулись бескрайние просторы Схипхола. Одного из самых больших аэропортов мира, где люди из всех стран и со всех континентов смещались кипучую
— Куда теперь? — спросил Джефф.
— Ты не волнуйся, — успокоил я, — западные аэропорты, конечно, большие, но ничего сложного в них нет. Так что считай, что ты уже в Эфиопии.
Джефф пожал плечами. Похоже, мои слова его успокоили, и он мысленно переложил ответственность за себя на мои плечи. Впрочем, ответственность была не то, чтобы очень серьезной. Подумаешь дойти до ворот и сесть в свой самолет.
Итак, Джордж Харрисон
— Слушай, а куда дальше? — Джефф оторвал меня от мыслей.
Я огляделся и даже не сразу понял, где нахожусь. Этот Схипхол в самом деле авиамуравейник. Длинные коридоры, суетливые пассажиры, снующие
Я поднял глаза и присмотрелся к табличкам.
— Вот, — сказал я, указывая на огромное электронное табло у нас над головами. — Нам в терминал D. Пятнадцатые ворота.
Мы продолжили путь по длинному коридору авиамуравейника.
Итак, кто же из битлов Джефф? Судя по всему, никто. Может быть, Джефф — это
Мимо с треском прокатился электромобиль. На нем восседал толстый мужчина с короткой стрижкой, рядом пристроились хрупкая женщина, очевидно жена, ребенок лет пяти и гора чемоданов.
— Да в этом аэропорту даже дорожное движение есть, — cкривил губы Джефф. — Так и в ДТП попасть нетрудно. Впору светофоры ставить.
Путь до терминала D оказался гораздо длиннее, чем я думал. Мы шлепали по бесконечным коридорам Схипхола минут сорок и уже стали бояться, что опоздаем на самолет.
И
И тут я даже остановился, как вкопанный от неожиданности. Да ведь Ринго
Мы, наконец, добрались до терминала D. Отсюда улетали самолеты в Африку. Судан, Нигерия, Камерун, Гана, Уганда, даже Габон. Джефф стал изучать очередное табло с длинными столбиками, состоявшими из названий городов и времени отправления рейсов.
Ринго Старр ведь пришел в группу позже остальных, а до этого у битлов был другой барабанщик, его еще называли пятым в ливерпульской четверке. Так, может, этот барабанщик, которого сменил Ринго и был Джеффом? Наверное, но как его звали? Эх, надо бы мне позвонить брату в Петербург. Он у меня музыкальный критик, а до этого консерваторию окончил. Но времени шесть утра.
Джефф подтолкнул меня вперед, и мы вошли в небольшой зал с пластиковыми сиденьями. Он буквально ломился от ожидающих пассажиров. Причем все они, как один, были неграми. И, похоже, они очень дорожили своим багажом, ибо никто из них не потрудился сдать свои хруни в грузовой отсек самолета. Весь свой скарб они притащили сюда, чтобы захламить им полки в салоне.
Я присмотрелся. Вот толстая женщина с тремя чемоданами, а рядом ее муж с крошечной сумочкой. Вот еще одна женщина, а с нею пятеро детей, последний такой маленький, будто родился по дороге в аэропорт. К ней клеились двое веселых молодых парней в грязных, футболках. Справа шумная компания из семи или восьми ребят в рубахах, слева двое суровых мужчин в деловых костюмах. И кругом стоит невообразимый гвалт, как на базаре, ибо все ожидающие пассажиры громко общаются друг с другом.
Мы сели в свободные кресла. Джефф сразу задремал, невзирая на шум, а я, от нечего делать, стал слушать разговоры, благо часть из них велась на хорошо знакомом мне английском.
Как раз рядом со мной расположилась толстая негритянка, вежливо беседовавшая с двумя ухажерами, которые, похоже, сильно ей надоели. Она им
— Your eyes are the best.
Негритянка не реагировала и продолжала обсуждать со вторым ухажером городские красоты.
— You are the best girl, I ever see, — не унимался первый.
Вид у него был нелепый, я бы даже назвал его торчком, ибо на многодетную негритянку он смотрел мутным взглядом человека, который не брезгует травкой.
— You are beautiful girl, — опять невпопад сказал он, — the best in the world.
Бест, — меня вдруг осенило. Конечно. До Ринго в «Битлз» играл Джордж Бест. Он считался первым красавчиком в группе, но музыкант был аховый, словом, остальные быстро от него избавились. Значит. Джордж, как Харрисон, но ведь не Джефф же, как мой спутник. Так, приехали. Кто же тогда этот музыкант Джефф, который играл с Харрисоном в одной группе? Или, может быть, речь идет о
От мыслей меня отвлекла свежая фламандка, сурового вида, которая открыла двери и вежливо пригласила всех на посадку. Темнокожие пассажиры тут же забыли о разговорах и выстроились в очередь. Я толкнул задремавшего Джеффа, и мы встали позади двух мужчин в деловых костюмах.
Свежая фламандка поспешно отрывала корешки посадочных талонов. Пассажиры, с такой же поспешностью пропускали свой багаж через эту крокодилову машину, с помощью которой досматривают ручную кладь.
Как ни странно все эти процедуру проходили стремительно, так что до нас с Джеффом очередь дошла быстро. Свежая фламандка посмотрела на нас строго, даже подозрительно, и все же, секунду спустя, оторвала корешки талонов и пропустила нас в коридор.
—
— Да это же Европа, понимаешь? — отсек я. — Они самолет подают заранее, чтобы пассажиры успели разместиться и устроиться.
Коридор оказался с развилкой, но вторая дверь была закрыта. Мы поспешили к самолету, вошли в эконом класс и заняли свои места в левом ряду. Я у окна, Джефф посередине.
— Все они врут, — сказал Джефф, поправляя патлы.
— Кто врет?
— Да Википедия все врет, — сказал Джефф хмуро, — у них там написано, что в Эфиопии говорят на
Я прислушался. Кругом, действительно, слышалась французская речь. Как же здорово, что в Эфиопии говорят на французском. Его я, конечно, знаю хуже английского, но объясниться смогу гораздо лучше, чем на этом амхарском.
Итак, Харрисон, пристегнувшись я вернулся к своим мыслям. Харрисон, но не Джордж. Так, может Харрисон Форд. Точно. В какой же группе он играл?
— Слушай, — я сделал робкую попытку поговорить с Джеффом, — как называлась группа, в которой играл Харрисон Форд?
Джефф опустил очки, и я увидел его глаза. Глубокие, серые и очень грустные. Во взгляде его чувствовалась легкая обида.
— А че ты мне
— Да нет у меня кроссвордов, — это я так, разговор поддержать,
Вопрос Джеффа слегка меня обескуражил.
— Я же говорил, — сурово ответил Джефф, — по западной музыке я не очень. Хотя, Харрисон Форд — это
Выражение его лица неожиданно переменилось. Он подмигнул мне, словно я был мальчишкой лет десяти, пристегнулся и снова задремал, откинув голову на подушку сиденья.
— Ты это, — сказал он, зевая, — скажи, чтобы не будили меня со своей едой.
Тьфу ты! Индиана Джонс — это фильм, а Харрисон Форд — актер. Ну, его к дьяволу этого музыканта, кем бы он ни был.
Я тоже решил немного поспать. Французская речь, слышавшаяся со всех сторон, слегка меня убаюкивала. Так что, едва самолет набрал высоту, я откинулся назад и уснул.
Впрочем, спал я недолго,
— Good morning! Enjoy your mill!
Проклиная на чем свет стоит этого поющего детину, я открыл глаза и принял из его рук поднос. Есть мне не хотелось, так что я просто поставил поднос на откидной столик, а сам засунул руку в кармашек переднего сиденья. Там лежали инструкция по безопасности и
Там были напечатаны очень даже занятные материалы. Сперва мне попалась длинная статья про самые красивые мосты мира, затем содержательное интервью о том, что горячее течение в Атлантическом океане скоро прекратит свое существование и тогда Европа погрузиться в вечную мерзлоту.
Джефф тихо сопел на своем сиденье,
Я перевернул несколько страниц журнала и тут мне попалась статья про Роя Орбисона. Я мало что о нем знал. Собственно, только то, что
Как раз в это время вновь появился стюард в белой рубашке. На этот раз, правда, он ничего не распевал, а просто раздавал пассажирам
Дошла очередь и до нас, и тут уже Джеффу пришлось проснуться. Голландец сунул ему две бумажки и, пробормотав
— Что это? — спросил я.
— Да карточки эти, заполнить нужно для въезда, — ответил Джефф сквозь сон.
Карточки заполняются за пять минут, так что они вполне могли подождать. По крайней мере, до тех пор, пока я закончу читать статью. Она, кстати, оказалась весьма интересной и познавательной. Выяснилось, например, что с творчеством Орбисона я знаком гораздо лучше, чем думал раньше.
Джефф неожиданно засуетился.
— Скажи, — спросил он негромко, — а Эфиопия находится в центральной части африканского континента?
— Нет, — ответил я, не желая отрываться от статьи, — она на востоке, на побережье Красного моря.
Джефф
— Да вот же! — воскликнул я так громко, что, должно быть, разбудил негра, мирно дремавшего на сиденье впереди нас. — Тебя прозвали Джеффом, потому что ты похож на Джеффа Линна.
Я протянул ему журнал и ткнул пальцем в фотографию.
Реакция Джеффа меня удивила. Он снял очки и посмотрел на меня так хмуро, будто я нанес ему смертельное оскорбление.
— Ты идиот! — сказал он, едва сдерживая недовольство.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
Вместо ответа Джефф протянул мне карточку. Это был маленький клочок бумаги с вопросами на французском и еще
Наверху был изображен флаг,
— Что это значит? — я уставился на Джеффа.
— Это значит, — казалось Джефф готов меня убить, — что мы сели не в тот самолет.
Я буквально почувствовал, как сходит с моего лица самодовольная улыбка. Ее оттуда будто сорвали, как пластырь с зарубцевавшейся ранки. Пассажиры сзади продолжали говорить
Re: Авиамуравейник
А как же вы потом оттуда выбирались? Пришлось покупать билеты заново?
Добавить комментарий